Утро - это почти как распускается цветок. Огненный цветок ядерного взрыва, заполняющий небо. Бадоу тянется за фотоаппаратом и тратит последний кадр пленки на кроваво-красный рассвет. Все утра этого города - этой планеты - отныне такие. В них больше нет той розовой чистоты и свежести (Нейлз видел довоенные фотографии рассветов), но в них - горечь, боль и циничность. Рассвет под стать городу. Бадоу лениво наливает в кружку липкую, хмурую бурду, гордо именующую себя кофе. У кружки щербатый край - он был таким еще когда из нее пил брат, и Бадоу не собирается заводить себе другую. Сигареты брата, знакомые брата - и кружка брата. Он с мазохистским наслаждением окружает себя тем, что осталось от брата в этом мире, забирает себе его привычки и мнения. За окном сквозь закат прорезаются желтоватые лучи солнца - как гнойники на воспаленной ране. Шрам на руке ноет, когда Нейлз открывает слишком холодную воду. На сковородке шкварчат, медленно дымя, остатки яичницы. Нейлз шипит сквозь зубы, но все-таки давится подгоревшей яичницы. Сонный телевизор бурчит новости себе под нос, Бадоу смотрит на него по-детски: слушая с открытым ртом, но не понимая, что бубнит диктор. В отрытый рот методично запихиваются куски яичницы. Щелкает пульт: рассвет догорел и на сером небе медленно встает серое солнце. Пора работать.
Ох, давно не подходила к компу, а тут ))) Нет, все замечательно, я хотела именно ощущений Бадоу утром, и Вы их нарисовали красочно и в избытке)) Спасибо, очень-очень приятно! З.
-
-
24.05.2011 в 01:21Утро - это почти как распускается цветок. Огненный цветок ядерного взрыва, заполняющий небо.
Бадоу тянется за фотоаппаратом и тратит последний кадр пленки на кроваво-красный рассвет.
Все утра этого города - этой планеты - отныне такие. В них больше нет той розовой чистоты и свежести (Нейлз видел довоенные фотографии рассветов), но в них - горечь, боль и циничность. Рассвет под стать городу.
Бадоу лениво наливает в кружку липкую, хмурую бурду, гордо именующую себя кофе. У кружки щербатый край - он был таким еще когда из нее пил брат, и Бадоу не собирается заводить себе другую. Сигареты брата, знакомые брата - и кружка брата. Он с мазохистским наслаждением окружает себя тем, что осталось от брата в этом мире, забирает себе его привычки и мнения.
За окном сквозь закат прорезаются желтоватые лучи солнца - как гнойники на воспаленной ране. Шрам на руке ноет, когда Нейлз открывает слишком холодную воду. На сковородке шкварчат, медленно дымя, остатки яичницы.
Нейлз шипит сквозь зубы, но все-таки давится подгоревшей яичницы.
Сонный телевизор бурчит новости себе под нос, Бадоу смотрит на него по-детски: слушая с открытым ртом, но не понимая, что бубнит диктор. В отрытый рот методично запихиваются куски яичницы.
Щелкает пульт: рассвет догорел и на сером небе медленно встает серое солнце.
Пора работать.
-
-
18.06.2011 в 18:32З.
-
-
20.06.2011 в 20:48a.