Дождь. Мерзкий и безрадостный. И холод еще, до костей пробирающий. И вот какого черта они должны в этой покосившейся развалюхе, оно же здании якобы, сидеть, очередное отребье заказанное выжидая?! Хайне-то пофиг. Ему тоже не особенно плохо, а вот эта придурочная, что с ними на задание поперлась в своем платье дурацком околела же уже совсем! Сидит рядом, трясется вся и гордо так зубы сжимает. Нет, ну не дура ли? Нет, ну что с ней поделать? Бадоу вздыхает и пальто свое Наото замерзшей накидывает. Та вздрагивает вся и злобно-непонимающе на него исподлобья коситься. И явно сейчас пальто его с плеч скинет. И хочется дать ей пинка хорошего, чтобы поняла, что благодарной надо быть, когда тебе добро делают, но он лишь бросает, беззлобно совсем: - Здесь холодно, дура. И та внезапно, кивает неохотно и вроде как даже благодарность какую-то бормочет. Странная она все-таки.
Дождь. Мерзкий и безрадостный. И холод еще, до костей пробирающий. И вот какого черта они должны в этой покосившейся развалюхе, оно же здании якобы, сидеть, очередное отребье заказанное выжидая?! Хайне-то пофиг. Ему тоже не особенно плохо, а вот эта придурочная, что с ними на задание поперлась в своем платье дурацком околела же уже совсем! Сидит рядом, трясется вся и гордо так зубы сжимает. Нет, ну не дура ли? Нет, ну что с ней поделать?
Бадоу вздыхает и пальто свое Наото замерзшей накидывает. Та вздрагивает вся и злобно-непонимающе на него исподлобья коситься. И явно сейчас пальто его с плеч скинет. И хочется дать ей пинка хорошего, чтобы поняла, что благодарной надо быть, когда тебе добро делают, но он лишь бросает, беззлобно совсем:
- Здесь холодно, дура.
И та внезапно, кивает неохотно и вроде как даже благодарность какую-то бормочет. Странная она все-таки.