Из-за глухой подвальной двери доносятся звуки музыки, крики и смех. Возможно, это и заинтересовало бы копов, но, вот досада, сюда они стараются не забредать. В этом подвальчике обычно собирается всякая шушера: хмурые парни с исчерченными многочисленными шрамами лицами и большими пушками под потертыми кожанками, разукрашенные шлюхи, отдыхающие после очередного клиента, и наемники, веселые ребята, ради денег готовые на все, такие, как, например, Бадоу. Потому что здесь можно было купить все, начиная от бутылки вискаря, заканчивая девочкой-на-вечер. Рыжий у барной стойки, тот самый Бадоу, самый удачливый сукин сын во всем Чикаго, весело машет рукой, другой приобнимая за талию очередную "девочку" и требуя "как обычно". Малыш Джонни, улыбчивый громила-бармен, кивнув, наполняет высокий стакан золотистым виски, сверкающим в электрическом свете лампочек, и толкает Бадоу. Тот ловко ловит и разом выливает в бездонную глотку почти целый стакан. Наото, японская шлюха, молчаливая, узкоглазая, черноволосая, сидя на коленях у Бадоу, брезгливо морщится. Рыжий замечает это и гогочет, и вливает ей оставшийся виски в рот, разжимая сжатые челюсти, надавив пальцами на скулы. Наото глотает, кашляя, и шипит сквозь зубы что-то по-японски, словно разъяренная кошка, и острым кулаком бьет Бадоу под ребра, спрыгивая с его колен. Она не успевает далеко убежать, когда Бадоу хватает ее за локоть, подтаскивает к себе отвешивает звонкую пощечину, отчего у Наото звенит в ушах. А Бадоу уже лезет к ней под юбку, приговаривая. что, мол, "пора бы и отработать все", когда его останавливает тихий голос Хайне. Хайне- напарник Бадоу, молчаливый, беловолосый, с красными, словно тлеющие угли, глазами. Единственный, чьи слова имеют немалый вес для Бадоу. Бадоу отпускает девчонку, раздраженно ворча, что, мол, "уж и позабавиться нельзя" и вслед за Хайне выходит из бара. На улице он замирает, глотая привычный городской воздух, закуривает новую сигарету и вздыхает. - Красиво, бля. Хайне матерится и тащит Бадоу за собой, рычит, что "нахер ему нужны проблемы с копами из-за того, что один придурок вздумал выпить, забив на сухой закон". Бадоу же ржет. - Не трусь, псинка, где наша не пропадала.
Из-за глухой подвальной двери доносятся звуки музыки, крики и смех. Возможно, это и заинтересовало бы копов, но, вот досада, сюда они стараются не забредать. В этом подвальчике обычно собирается всякая шушера: хмурые парни с исчерченными многочисленными шрамами лицами и большими пушками под потертыми кожанками, разукрашенные шлюхи, отдыхающие после очередного клиента, и наемники, веселые ребята, ради денег готовые на все, такие, как, например, Бадоу. Потому что здесь можно было купить все, начиная от бутылки вискаря, заканчивая девочкой-на-вечер.
Рыжий у барной стойки, тот самый Бадоу, самый удачливый сукин сын во всем Чикаго, весело машет рукой, другой приобнимая за талию очередную "девочку" и требуя "как обычно". Малыш Джонни, улыбчивый громила-бармен, кивнув, наполняет высокий стакан золотистым виски, сверкающим в электрическом свете лампочек, и толкает Бадоу. Тот ловко ловит и разом выливает в бездонную глотку почти целый стакан.
Наото, японская шлюха, молчаливая, узкоглазая, черноволосая, сидя на коленях у Бадоу, брезгливо морщится. Рыжий замечает это и гогочет, и вливает ей оставшийся виски в рот, разжимая сжатые челюсти, надавив пальцами на скулы. Наото глотает, кашляя, и шипит сквозь зубы что-то по-японски, словно разъяренная кошка, и острым кулаком бьет Бадоу под ребра, спрыгивая с его колен. Она не успевает далеко убежать, когда Бадоу хватает ее за локоть, подтаскивает к себе отвешивает звонкую пощечину, отчего у Наото звенит в ушах.
А Бадоу уже лезет к ней под юбку, приговаривая. что, мол, "пора бы и отработать все", когда его останавливает тихий голос Хайне.
Хайне- напарник Бадоу, молчаливый, беловолосый, с красными, словно тлеющие угли, глазами. Единственный, чьи слова имеют немалый вес для Бадоу.
Бадоу отпускает девчонку, раздраженно ворча, что, мол, "уж и позабавиться нельзя" и вслед за Хайне выходит из бара.
На улице он замирает, глотая привычный городской воздух, закуривает новую сигарету и вздыхает.
- Красиво, бля.
Хайне матерится и тащит Бадоу за собой, рычит, что "нахер ему нужны проблемы с копами из-за того, что один придурок вздумал выпить, забив на сухой закон".
Бадоу же ржет.
- Не трусь, псинка, где наша не пропадала.
Не заказчик, но.
Не заказчик.