Отрывок стихотворения принадлежит некой (с) Габриэль, она же Кэп. А Автор прочел и не удержался). 127 слов.
Атос сидит один и уже не думает - всю жизнь продумал, можно теперь сидеть.
Кири подает ему белоснежную чашку с крепким кофе и улыбается смешливо, Михай продолжает, отпивая глоток, и на усах у него остается молочная пена.
Он пьет, конечно. Ночь непривычно лунная. Таких не бывает в двадцать и в тридцать лет.
Тут он подмигивает и патетично возводит руки к открытому окну, где сквозь тучи пробиваются солнечные лучи, просвечивая почти пулевые отверстия на пиджаке Михая.
Свеча горит, и с улицы веет осенью, Атос читает письма, терзает ус.
Кири протягивает руку, и, пытаясь сохранить серьезное лицо, вытирает ладонью полоску молока, задержав руку у щеки. Михай улыбается, прижимается губами к запястью и слышит ответ:
Ему здесь все понятно: и волос с проседью, и бес в ребро, и эта живая грусть.
Странник с глазами цвета зимнего неба и душой, насквозь пропахшей дорожной пылью. Той, что он сам придумал и создал из порванных струн. Той, на которой играет каждый пролетающий мимо ветер.
Автор, а можно вас расцеловать? Ну очень здорово, прямо таки волшебно. А за стихи отдельное спасибо, как от фаната графа.Я их когда-то наизусть учила...да...Сколько лет прошло, а до сих пор помню.
Странник с глазами цвета зимнего неба и душой, насквозь пропахшей дорожной пылью. Той, что он сам придумал и создал из порванных струн. Той, на которой играет каждый пролетающий мимо ветер.
127 слов.
Атос сидит один и уже не думает - всю жизнь продумал, можно теперь сидеть.
Кири подает ему белоснежную чашку с крепким кофе и улыбается смешливо, Михай продолжает, отпивая глоток, и на усах у него остается молочная пена.
Он пьет, конечно. Ночь непривычно лунная. Таких не бывает в двадцать и в тридцать лет.
Тут он подмигивает и патетично возводит руки к открытому окну, где сквозь тучи пробиваются солнечные лучи, просвечивая почти пулевые отверстия на пиджаке Михая.
Свеча горит, и с улицы веет осенью, Атос читает письма, терзает ус.
Кири протягивает руку, и, пытаясь сохранить серьезное лицо, вытирает ладонью полоску молока, задержав руку у щеки. Михай улыбается, прижимается губами к запястью и слышит ответ:
Ему здесь все понятно: и волос с проседью, и бес в ребро, и эта живая грусть.
Ну очень здорово, прямо таки волшебно.
А за стихи отдельное спасибо, как от фаната графа.Я их когда-то наизусть учила...да...Сколько лет прошло, а до сих пор помню.
пожалуйста, пожалуйста))