Солнце изливается ярким и бесполезным светом на зимний бесцветный пустырь. Старая наземная станция, конечная на давно закрытой железнодорожной ветке. Скрипящая в порывах ветра будка, грязный пористый лед, медленно намерзавший, и медленно таявший годами на потрескавшихся бетонных плитах, пустота мира позади серых нежилых блоков. Обитаемых - лишь иногда, если нужен случайный приют таким, как они – бродячим собакам. Бадо не отзывается, Хайне просто идет по его «следам», запутавшихся в солнечных лучах запахах фотохимии и табака. Солнце остро жалит, глаза слезятся от боли, а очки разбиты и брошены где-то во дворах многоэтажек. Одиннадцать трупов назад. Бадо не отзывается, и Хайне находит его сам. На этой полуразвалившейся, стонущей от ударов ветра станции. Бадо сжимает в пригоршню побагровевшую на груди рубашку, в другой руке сигарета, и он пытается затянуться, потом неглубоко и короткими рваными выдохами выпускает дым изо рта. - Бадо, ты как? - Курить… тяжело… На него больно смотреть против солнца. Он ухмыляется и говорит: - Рано по мне плакать. - Ненавижу лето, - отвечает Хайне. – Много солнца, мало толку. Бадо молча пытается выдохнуть. И не может. Смотрит на Хайне, долго смотрит, оседая на землю, пытается вдохнуть, но внутри все свело. Спадаются легкие, внутри слишком высокое давление, и Бадо медленно теряет краски, становясь частью промерзшего насквозь серого пустыря. Хайне подхватывает его у земли, амортизируя удар, глаз Бадо плывет, но хотя бы открыт. Хайне бросает его, оглядывается, пытаясь заметить хоть что-нибудь: соломинку от коктейля, полый шнурок, наркоманскую иглу. Это пустырь. И на пустыре лишь битое стекло и ветер. Хайне поднимает осколок, длинный и остроугольный, садится рядом с Бадо, который бьется, теряя сознание, задыхается, угасает. - Сейчас, потерпи. Хайне задирает его рубаху, перекидывает его руку вперед, и вот так, полубоком, удерживает коленями. Потом он режет стеклом собственную ладонь, глубоко, проводит краями стекла, расширяя рану, капая кровью на Бадо. Кровь испаряется, дымок с запахом меди сносит ветром. Хайне гладит рыжего по волосам и с силой втискивает стекло между ребер. Проворачивает, открывая доступ воздуху внутри. Бьет Бадо по щекам, заставляя прийти в себя и попробовать дышать. Бадо весь в слезах и хрипит. Это очень больно. Очень, даже в состоянии шока, от которого рыжий по странной прихоти организма, всегда отходит быстрее, чем большинство людей. Хайне ритмично поворачивает осколок, раздвигая края раны, провоцируя «выдох», вновь возвращает в исходное положение, позволяя Бадо самостоятельно вдохнуть. Бадо цепляется за его ремни – обычный и портупею. Хайне держит его второй рукой и коленями. Крепко, чтобы рыжий не забывал, что никто не даст ему просто сдохнуть, не помучавшись еще немного. - Откуда ты знаешь, - говорит ему Хайне, - что будет дальше. Ты никогда не знаешь. Быть может, за ними придет поезд, вибрация колес сколет с рельсов прикипевшую за многие десятилетия ржавчину. Быть может, их найдут враги. Быть может, растает снег. Быть может… Многое может быть… Ты никогда не узнаешь, если умрешь. Под жалящими лучами яркого и холодного солнца на сером пустыре. Они пока живы оба. Хайне гладит рыжие волосы. Хайне держит Бадо. И за ними под порывами ветра скрипит огромный мир.
Вот такими должны быть про них фики. Да. Автор, апплодирую стоя просто *___* Мы создадим отдельный пост для исполнений, которые не укладываются в лимит слов, потому что ругать за превышение,когда оно такое вот, нельзя. Спасибо огромное. Читатель и модер
Знаете, чисто эмоционально исполнение замечательное, но фактический ляп убил все впечатление. Хайне гладит рыжего по волосам и с силой втискивает стекло между ребер. Проворачивает, открывая доступ воздуху внутри. Между легкими и ребрами есть плевральная полость. При повреждении легкого нарушается герметичность, возникает пневмоторакс, то есть скопление воздуха в плевральной полости. Из-за этого легкое сжимается, и общая функциональность легких падает. Так что Хайне не помог Бадоу, а напротив, укоротил ему жизнь.
ну фактически он делает пункцию и дренаж плевральной полости, что как раз -таки является первой помощью при схлопывании легкого и отсутствии профессиональной медицинской помощи. о да, катетера он с собой не носил как-то.
Ну не Дэвид Коупленд, что уже радует. Поэтому мне не зазорно сделать так. Хотя уже и без радости первого проникновения ") Можно поменять то что в первом на то, что тут. Главное, чтобы заказчег подрочил же ")))))))))))))))
524 того же самогоСолнце изливается ярким и бесполезным светом на зимний бесцветный пустырь. Старая наземная станция, конечная на давно закрытой железнодорожной ветке. Скрипящая в порывах ветра будка, грязный пористый лед, медленно намерзавший, и медленно таявший годами на потрескавшихся бетонных плитах, пустота мира позади серых нежилых блоков. Обитаемых - лишь иногда, если нужен случайный приют таким, как они – бродячим собакам. Бадо не отзывается, Хайне просто идет по его «следам», запутавшихся в солнечных лучах запахах фотохимии и табака. Солнце остро жалит, глаза слезятся от боли, а очки разбиты и брошены где-то во дворах многоэтажек. Одиннадцать трупов назад. Бадо не отзывается, и Хайне находит его сам. На этой полуразвалившейся, стонущей от ударов ветра станции. Бадо сжимает в пригоршню побагровевшую на груди рубашку, в другой руке сигарета, и он пытается затянуться, потом неглубоко и короткими рваными выдохами выпускает дым изо рта. - Бадо, ты как? - Курить… тяжело… На него больно смотреть против солнца. Он ухмыляется и говорит: - Рано по мне плакать. - Ненавижу лето, - отвечает Хайне. – Много солнца, мало толку. Бадо молча пытается выдохнуть. И не может. Смотрит на Хайне, долго смотрит, оседая на землю, пытается вдохнуть, но внутри все свело. Спадаются легкие, внутри слишком высокое давление, и Бадо медленно теряет краски, становясь частью промерзшего насквозь серого пустыря. Хайне подхватывает его у земли, амортизируя удар, глаз Бадо плывет, но хотя бы открыт. Хайне оглядывается. Но это пустырь. И на пустыре лишь битое стекло и ветер. Хайне поднимает осколок, длинный и остроугольный, садится рядом с Бадо, который бьется, теряя сознание, задыхается, угасает. - Сейчас, потерпи. Хайне задирает его рубаху, удерживает коленями. Потом он режет стеклом собственную ладонь, глубоко, проводит краями стекла, расширяя рану, капая кровью на Бадо. Прижимает ладонь к язве на груди, оставшейся от шальной пули. Его кровь испаряется, обеззараживая рану, дымок с запахом меди сносит ветром. Хайне гладит рыжего по волосам, бьет по щекам, заставляя прийти в себя и пробовать дышать. Бадо весь в слезах и хрипит. Это очень больно. Очень, даже в состоянии шока, от которого рыжий по странной прихоти организма, всегда отходит быстрее, чем большинство людей. - Держи так, - говорит Хайне, накрывая ладонь рыжего своей поверх раны и давит, показывая рыжему, как надо. Пока он сдирает с себя куртку, стеклом раскраивает рукав, ранит ладонь снова и снова ждет, пока органический дымок растает в воздухе, Бадо следит за ним спокойно и сконцентрированно. Хайне накладывает на отверстие лоскут чужой кожи и фиксирует собственным эластичным бинтом с шеи. Холодно. Бывшую куртку он подкладывает рыжему под спину. Бадо, когда Хайне его переворачивает, цепляется за ремни – обычный и портупею, и прижимается горячим лбом к руке. Хайне держит его второй рукой и коленями. Крепко, чтобы рыжий не забывал, что никто не даст ему просто сдохнуть, не помучавшись еще немного. - Откуда ты знаешь, - говорит ему Хайне, - что будет дальше. Ты никогда не знаешь. Быть может, за ними придет поезд, вибрация колес сколет с рельсов прикипевшую за многие десятилетия ржавчину. Быть может, их найдут враги. Быть может, растает снег. Быть может… Многое может быть… Ты никогда не узнаешь, если умрешь. Под жалящими лучами яркого и холодного солнца на сером пустыре. Они пока живы оба. Хайне гладит рыжие волосы. Хайне держит Бадо. И за ними под порывами ветра скрипит огромный мир.
-
-
04.04.2010 в 19:43Солнце изливается ярким и бесполезным светом на зимний бесцветный пустырь. Старая наземная станция, конечная на давно закрытой железнодорожной ветке. Скрипящая в порывах ветра будка, грязный пористый лед, медленно намерзавший, и медленно таявший годами на потрескавшихся бетонных плитах, пустота мира позади серых нежилых блоков. Обитаемых - лишь иногда, если нужен случайный приют таким, как они – бродячим собакам.
Бадо не отзывается, Хайне просто идет по его «следам», запутавшихся в солнечных лучах запахах фотохимии и табака. Солнце остро жалит, глаза слезятся от боли, а очки разбиты и брошены где-то во дворах многоэтажек. Одиннадцать трупов назад.
Бадо не отзывается, и Хайне находит его сам. На этой полуразвалившейся, стонущей от ударов ветра станции. Бадо сжимает в пригоршню побагровевшую на груди рубашку, в другой руке сигарета, и он пытается затянуться, потом неглубоко и короткими рваными выдохами выпускает дым изо рта.
- Бадо, ты как?
- Курить… тяжело…
На него больно смотреть против солнца. Он ухмыляется и говорит:
- Рано по мне плакать.
- Ненавижу лето, - отвечает Хайне. – Много солнца, мало толку.
Бадо молча пытается выдохнуть. И не может. Смотрит на Хайне, долго смотрит, оседая на землю, пытается вдохнуть, но внутри все свело. Спадаются легкие, внутри слишком высокое давление, и Бадо медленно теряет краски, становясь частью промерзшего насквозь серого пустыря.
Хайне подхватывает его у земли, амортизируя удар, глаз Бадо плывет, но хотя бы открыт. Хайне бросает его, оглядывается, пытаясь заметить хоть что-нибудь: соломинку от коктейля, полый шнурок, наркоманскую иглу.
Это пустырь.
И на пустыре лишь битое стекло и ветер.
Хайне поднимает осколок, длинный и остроугольный, садится рядом с Бадо, который бьется, теряя сознание, задыхается, угасает.
- Сейчас, потерпи.
Хайне задирает его рубаху, перекидывает его руку вперед, и вот так, полубоком, удерживает коленями. Потом он режет стеклом собственную ладонь, глубоко, проводит краями стекла, расширяя рану, капая кровью на Бадо. Кровь испаряется, дымок с запахом меди сносит ветром.
Хайне гладит рыжего по волосам и с силой втискивает стекло между ребер. Проворачивает, открывая доступ воздуху внутри. Бьет Бадо по щекам, заставляя прийти в себя и попробовать дышать. Бадо весь в слезах и хрипит. Это очень больно. Очень, даже в состоянии шока, от которого рыжий по странной прихоти организма, всегда отходит быстрее, чем большинство людей. Хайне ритмично поворачивает осколок, раздвигая края раны, провоцируя «выдох», вновь возвращает в исходное положение, позволяя Бадо самостоятельно вдохнуть.
Бадо цепляется за его ремни – обычный и портупею.
Хайне держит его второй рукой и коленями. Крепко, чтобы рыжий не забывал, что никто не даст ему просто сдохнуть, не помучавшись еще немного.
- Откуда ты знаешь, - говорит ему Хайне, - что будет дальше. Ты никогда не знаешь.
Быть может, за ними придет поезд, вибрация колес сколет с рельсов прикипевшую за многие десятилетия ржавчину.
Быть может, их найдут враги.
Быть может, растает снег.
Быть может… Многое может быть…
Ты никогда не узнаешь, если умрешь.
Под жалящими лучами яркого и холодного солнца на сером пустыре. Они пока живы оба. Хайне гладит рыжие волосы. Хайне держит Бадо.
И за ними под порывами ветра скрипит огромный мир.
-
-
04.04.2010 в 20:01Мы создадим отдельный пост для исполнений, которые не укладываются в лимит слов, потому что ругать за превышение,когда оно такое вот, нельзя.
Спасибо огромное.
Читатель и модер
-
-
04.04.2010 в 20:03-
-
04.04.2010 в 20:09объясните идиоту практический смысл этих самый постов для больших исполнений.
и да, оно охренительно. оно - чувство. оно - самое что ни на есть осязание.
спасибо тебе))
-
-
04.04.2010 в 20:12пожалуйста! рада, что нравится ")))))))))))))
-
-
04.04.2010 в 20:21-
-
04.04.2010 в 20:25-
-
04.04.2010 в 20:32смайлы фирменные, аха ")))))))))
-
-
04.04.2010 в 22:56Хайне гладит рыжего по волосам и с силой втискивает стекло между ребер. Проворачивает, открывая доступ воздуху внутри.
Между легкими и ребрами есть плевральная полость. При повреждении легкого нарушается герметичность, возникает пневмоторакс, то есть скопление воздуха в плевральной полости. Из-за этого легкое сжимается, и общая функциональность легких падает.
Так что Хайне не помог Бадоу, а напротив, укоротил ему жизнь.
мимо проходящий читатель
-
-
04.04.2010 в 23:03-
-
04.04.2010 в 23:06-
-
04.04.2010 в 23:09кстати, огромное спасибо за замечание. это... действительно важно. да, еще раз спасибо
-
-
04.04.2010 в 23:11-
-
04.04.2010 в 23:49ну фактически он делает пункцию и дренаж плевральной полости, что как раз -таки является первой помощью при схлопывании легкого и отсутствии профессиональной медицинской помощи. о да, катетера он с собой не носил как-то.
-
-
05.04.2010 в 08:09ru.wikipedia.org/wiki/Пневмоторакс
-
-
05.04.2010 в 11:53Можно поменять то что в первом на то, что тут.
Главное, чтобы заказчег подрочил же ")))))))))))))))
524 того же самого