166 Иногда раны воспаляются. Бадоу мечется на узкой кровати, бредит от жара. Хриплое дыхание через потрескавшиеся губы, безумные картины перед глазами. В квартире копится пыль, оседает тонким слоем. Комната полна тяжким духом болезни, спертым воздухом и шумом дыхания. Все, о чем может думать Бадоу в минуты просветления – вода. Но сил слишком мало, чтобы подняться, не то, что до кухни дойти. После очередной тяжелой ночи возле кровати появляется табуретка, на которой стоит стакан воды и пачка таблеток. Рыжий жадно глотает, откидывается и засыпает. На табуретке время от времени появляются полезные штуки, типа бульона и обезболивающего. И ни следа чужого присутствия. Бадоу вскидывается на каждый шорох, но никак не выследит. Однажды ему кажется, что… - Мими? – кричит он, - Мими, это ты? Дверь хлопает. Это не Михай, не Кири, не, прости Господи, Наото. Они не стали бы прятаться, к чему? - Кто ты, чертов Пак?! – спрашивает Бадоу закрытую дверь. За дверью Хайне переводит дыхание, и убирает ключи в карман. Кажется, Бадоу достаточно оправился, чтобы можно было больше не приходить.
Бадоу любит болеть. Любит это ощущение слабости в ногах и красные пятна на зрачках, потому что это хоть как-то похоже на отдых. Можно никуда не бежать, а сидеть на подоконнике, закутавшись в серое одеяло и курить, перебивая хриплый кашель никотиновыми затяжками. Только сердце бьется нервно, и чуть дрожат горячие пальцы. За окном непонятный то ли снег, то ли дождь, а на холодном стекле отпечаток лба: так чуть проясняется в голове. Вечером придет псина и прижмется головой к руке. Надо бы что-нибудь сготовить, но о еде даже думать противно. Хайне сам купит, хорошо лимонов бы, с тонкой цитрусовой шкуркой, от которой потом кислый запах по всей комнате. Но, в самом деле, не будет ничего кроме ощущения тепла и запаха вишневых сигарилл, подаренных Мими. Потом андед возьмет и уложит в кровать, и на его губах Нейлз почувствует собственный привкус ягод. А вы говорите болеть плохо.
Иногда раны воспаляются. Бадоу мечется на узкой кровати, бредит от жара. Хриплое дыхание через потрескавшиеся губы, безумные картины перед глазами. В квартире копится пыль, оседает тонким слоем. Комната полна тяжким духом болезни, спертым воздухом и шумом дыхания. Все, о чем может думать Бадоу в минуты просветления – вода. Но сил слишком мало, чтобы подняться, не то, что до кухни дойти. После очередной тяжелой ночи возле кровати появляется табуретка, на которой стоит стакан воды и пачка таблеток. Рыжий жадно глотает, откидывается и засыпает. На табуретке время от времени появляются полезные штуки, типа бульона и обезболивающего. И ни следа чужого присутствия. Бадоу вскидывается на каждый шорох, но никак не выследит. Однажды ему кажется, что…
- Мими? – кричит он, - Мими, это ты?
Дверь хлопает. Это не Михай, не Кири, не, прости Господи, Наото. Они не стали бы прятаться, к чему?
- Кто ты, чертов Пак?! – спрашивает Бадоу закрытую дверь.
За дверью Хайне переводит дыхание, и убирает ключи в карман. Кажется, Бадоу достаточно оправился, чтобы можно было больше не приходить.
Автор, откройтесь?
заказчик
автор
Благодарю
Пунктик же личный
Понравилось *_*
спасибо за исполнение х)
143.
Бадоу любит болеть. Любит это ощущение слабости в ногах и красные пятна на зрачках, потому что это хоть как-то похоже на отдых.
Можно никуда не бежать, а сидеть на подоконнике, закутавшись в серое одеяло и курить, перебивая хриплый кашель никотиновыми затяжками. Только сердце бьется нервно, и чуть дрожат горячие пальцы.
За окном непонятный то ли снег, то ли дождь, а на холодном стекле отпечаток лба: так чуть проясняется в голове.
Вечером придет псина и прижмется головой к руке. Надо бы что-нибудь сготовить, но о еде даже думать противно.
Хайне сам купит, хорошо лимонов бы, с тонкой цитрусовой шкуркой, от которой потом кислый запах по всей комнате.
Но, в самом деле, не будет ничего кроме ощущения тепла и запаха вишневых сигарилл, подаренных Мими.
Потом андед возьмет и уложит в кровать, и на его губах Нейлз почувствует собственный привкус ягод.
А вы говорите болеть плохо.